Поделиться В Лейпциге прошла премьера документального фильма "Кто если не мы? Борьба за демократию в Беларуси" Поделитесь
"Кто если не мы? Борьба за демократию в Беларуси" – это документальны фильм немецкого режиссера и журналистки Джулиан Тутейн. Ее предыдущая короткометражная работа "Цвета снега" была посвящена протестам в Беларуси 2020 года и получила медиапремию Джулианы Бартель. В своем полнометражном дебюте она рассказывает о последствиях протестов, репрессиях и вынужденной эмиграции. Главными героинями фильма стали три женщины: бесстрашная 74-летняя активистка Нина Багинская, пережившая Советский Союз и неустанно выступающая за демократическую Беларусь начиная с 1980-х годов, вторая героиня – Таня Гацура-Яворская, основатель кинофестиваля WATCH DOCS Belarus и общественного объединения "Звяно", которой запрещен выезд из страны и грозит тюремное заключение, и 22-летняя правозащитница Дарья Рублевская, которой тоже пришлось бежать за границу, чтобы избежать ареста.
Фильм охватывает время после протестов 2020 года и заканчивается войной в Украине, куда уезжает Таня, чтобы быть со своей семьей. После протестов ее мужа-украинца депортировали из Беларуси и запретили въезд на 10 лет.
Мы встретились на фестивале DOK Leipzig и поговорили с Джулиан Тутейн и одной из героинь ее фильма – правозащитницей Дарьей Рублевской – о работе над фильмом.
Джулиан Тутейн
– Когда мы договаривались об интервью, вы говорили, что использовали архивные материалы Радио Свобода. Что это за материалы? И с чего вообще началась работа над фильмом?
Джулиан Тутейн: Я начала работать над фильмом в 2020 году, но тогда мы начали снимать совершенно другое кино. Оно было о людях, живущих в деревне. Мне хотелось снять фильм, который был бы посвящен не только Лукашенко, но так получилось, что мы оказались в Беларуси как раз во время выборов. И затем мы знаем, что произошло.
Были протесты, много насилия, люди стали выходить на улицы. Мой первый фильм был о том, что происходило в Беларуси в 2020 году. А потом я начала возвращаться, потому что чувствовала, что мы не можем просто перестать говорить об этой теме. Ситуация становилось все хуже и хуже, возможности освещать эти события минимизировались.
Во время работы я познакомилась с большим количеством людей. Например, я встретила Дарью. Один из знакомых активистов попал в тюрьму, пока мы его снимали, и мы познакомились ночью возле тюрьмы, она тогда помогала заключенным. Я пыталась найти людей, которые считают, что имеет смысл продолжать протестовать, и хотят сниматься в кино, чтобы привлечь внимание к ситуации. Конечно, мы много думали о том, как это сделать с минимальным риском, как их защитить.
В фильме я использовала архивные материалы, в том числе и с Радио Свобода, потому что в Германии не так известна история протестов в Беларуси. Многие люди думают, что все началось в 2020 году, хотя протесты 2020 года – далеко не первые. Люди и до этого выходили на улицы, но не так масштабно.
Я очень благодарна Настоящему Времени и Радио Свобода, что они разрешили воспользоваться своим архивом. В Германии довольно сложно использовать архивные материалы, если у тебя небольшие финансовые ресурсы. Я попыталась сделать фильм для широкой западной аудитории, которая никогда не слышала о Беларуси или все еще думает, что это часть России или что-то в этом роде.
Кадр из фильма
– Вы сказали, что встретили Дарью перед тюрьмой. Но в фильме мы видим ее уже за пределами Беларуси, в Вильнюсе. Насколько опасно было снимать кино про людей, выступающих против режима? Это скорее вопрос к Дарье. Чувствовали ли вы себя в безопасности, снимаясь в фильме о протестах?
Дарья Рублевская: Когда мы начинали снимать, я уже была в эмиграции. Мне показалось важным, что фильм рассказывает историю молодого человека, который был вынужден уехать. Как происходит метание, поиск себя. Я понимаю, что риски возможны скорее для людей, которые до сих пор находятся в Беларуси. Они значительно больше, чем мои риски. Я горжусь тем, что являюсь голосом людей, которые не смогли уехать по какой-то причине и не могут говорить от своего имени открыто.
– Что сейчас с вашими другими главными героинями? Нина все еще в Беларуси? В конце фильма третья героиня, Таня, после начала войны уезжает в Украину. Она все еще там?
Джулиан: У Нины все хорошо. Вчера мне написала ее дочь. Она сказала, что все еще хочет продолжать бороться, потому что считает, что должна. Она чувствует ответственность. Ей так грустно, что все хорошие молодые образованные белорусы сидят в тюрьме. Поэтому она должна делать хоть что-то. Она по-прежнему энергична.
Например, из-за штрафов они продали дачу, но она все равно ездит туда. Ей все равно. Она очень упрямая и по-прежнему чувствует себя хорошо, несмотря на свой возраст, и все еще верит, что перемены произойдут. А Таня все еще в Украине, она сказала мне, что немного боится, что после начала украинской войны о Беларуси забыли. Еще она чувствует, что Европа начала уставать и от войны в Украине. Она очень надеется, что мы не забудем об этих странах. Таня уверена, что каждый может сделать маленькое дело – как минимум посмотреть фильм об этом. У нее все еще есть надежда.
Есть люди, которым не все равно, которые были на премьере здесь в Лейпциге, например. Мои героини благодарны им. Наличие таких людей дает им надежду. Сейчас Таня открыла реабилитационный центр. Там помогают солдатам, пострадавшим на войне. Работа Тани показывает, что гражданское общество Беларуси – это не Лукашенко. Хотя ей бывает нелегко это доказывать. В фильме есть сцена, где мы приехали в военный госпиталь, и вначале они были очень агрессивно к ней настроены. Они не хотели, чтобы мы снимали там, потому что Таня – белоруска. Мы долго объясняли, что она не на стороне Лукашенко, и что большая часть Беларуси поддерживает Украину.
Кадр из фильма
– Каково вам было снимать в Украине историю про Беларусь в то время, как все вокруг снимали про войну?
Джулиан: Я все снимала сама. Я не хотела никого подвергать опасности. Поэтому я купила собственную камеру и поехала туда. Мы поехали с Дарьей. Сначала я снимала ее. Мы доехали до Ужгорода. А потом уже поехали во Львов. На тот момент у меня там были друзья. Они сказали, что эти места довольно безопасны, насколько это возможно во время войны.
Когда я была там, я еще сделала небольшой репортаж о людях, которых эвакуировали с фронта. Потому что я чувствовала, что раз я там, мне тоже нужно сделать что-то для освещения этой проблемы. В то время об инвалидах, например, которые не могут покинуть свои дома, ничего не было снято. Или про стариков, забытых на передовой. Их забирали простые волонтеры. Конечно, я чувствовала, что очень важно сосредоточиться на моем фильме, но я также думала: "Украинцам сейчас тоже нужна большая поддержка!"
– Как вам удается не унывать и продолжать работу, понимая, что ситуация ужесточается?
Джулиан: Первый раз, когда я кому-то показала этот фильм, мне сказали: "О, это очень грустный фильм". А я подумала про себя: "А почему это грустный фильм? Они все еще что-то делают". Именно это меня и вдохновляло – их упертость. Конечно, грустно видеть, что происходит, но именно такие люди, которые идут и что-то делают, вселяют надежду.
Я смотрю на героев, на их несломленность, и меня это обнадеживает. Я думаю, что гражданскому обществу нужно еще больше объединиться. Я думаю, мы должны поддерживать друг друга. Потому что есть так много замечательных людей, которые до сих пор борются, но часто мы их не замечаем. Я знаю многих белорусских активистов, их нет в фильме по соображениям безопасности, но они очень меня воодушевляют.
Кадр из фильма
– А вы, Дарья, как воодушевляете себя на борьбу? И как оцениваете ее результаты?
Дарья: Я выбрала продолжать бороться. Сейчас я занимаюсь тем, что работаю с молодежью, выбрала вектор образования. Я считаю, что будущее за молодыми людьми. Мне кажется, что новое поколение очень европейской молодежи, ценностно иной, у которой больше возможностей получить этот иной опыт, узнать, что такое свобода, может привести нас к более устойчивому будущему. Сложно оценивать какие-то результаты, когда ты правозащитница. Но для меня это помощь людям.
Для меня это все про ценностную повестку. Когда права человека и демократия – это не просто какие-то слова, которые мы легко отбрасываем, а это те дефиниции, вокруг которых идет диалог. И политики, и остальные сейчас понимают, что это очень важно. Они делают заявления. Например, 10 октября был Всемирный день против смертной казни. И Светлана Тихановская написала пост о том, что она против смертной казни. Этого заявления мы как правозащитники добивались очень долго. Это открытое заявление про совсем иную ценностную парадигму, совсем иной выбор. На примере этого непопулярного вопроса, который точно сейчас не отзывается у абсолютного большинства белорусов и белорусок, мы создаем новую основу для ценностного базиса в Беларуси.
Кадр из фильма
– А как проходит работа с молодежью? Вы работаете с теми, кто уехал или кто еще находится на территории Беларуси?
Дарья: И там, и там.
– А как это происходит внутри тоталитарной системы?
Дарья: У нас же есть интернет – пока мы еще не в Северной Корее, где нельзя подключиться ни к каким внешним серверам. Интернет сильно спасает. Безусловно, очень много молодежи уехало и будет уезжать в связи с драконовскими законами вокруг образования. Но режим недооценивает молодежь. Их пытаются притянуть к гражданской активности с помощью БРСМ и других прогосударственных организаций. Но если присмотреться, молодые белорусы им не доверяют. Несмотря на всю силу государственной пропаганды, они не считают, например, что война – это хорошо, что нужно поддерживать Россию и так далее.
