Поделиться Жертвы домашнего насилия, арестованные за убийство. В Италии показали латвийский фильм "Сестры Ильгюциемса" Поделитесь
"Сестры Ильгюциемса" – фильм о трех женщинах, жертвах домашнего насилия, отбывающих заключение в рижской тюрьме за убийства своих родственников и партнеров. Они учатся на курсах актерского мастерства и под руководством актрисы Элиты Клявини ставят пьесу Антона Чехова "Три сестры". Работа над спектаклем сблизила заключенных и режиссера, а мотивы пьесы побудили женщин доверить Клявини свои личные истории.
Восемь процентов всех заключенных в Латвии составляют женщины, а большая часть преступлений, совершаемых женщинами, связана с насилием в семье – самозащита и совершенные в состоянии аффекта. Статистические данные о насилии в отношении женщин в Латвии показывают один из самых высоких показателей в Европе. Хотя в 2016 году Латвия подписала Конвенцию Совета Европы о предотвращении насилия в отношении женщин и домашнего насилия, так называемая Стамбульская конвенция, она до сих пор не ратифицирована. Ее цели заключаются в сокращении всех форм дискриминации в отношении женщин и девочек и в поощрении равенства между женщинами и мужчинами, а также в защите женщин от насилия и осуществлении комплексных мер по защите и помощи жертвам насилия. Однако латвийские политики, поддерживающие консервативные ценности, считают Стамбульскую конвенцию ненужной.
"Сестры Ильгуциема" – второй полнометражный документальный фильм актрисы, звезды Нового рижского театра и режиссера Элиты Клявини. Ее дипломная работа "Зоряна Хоробрая" (2019) получила Национальную кинопремию "Лиелайс Кристапс" как лучший студенческий фильм.
Мы встретились с Элитой на кинофестивале в Триесте, где ее фильм участвовал в конкурсе документальных фильмов, и поговорили о работе над фильмом.
Элита Клявина
– Как вы оказались в женской тюрьме?
– В этой тюрьме есть программа ресоциализации Mirjama, в ней через искусство происходит своеобразная терапия, лечение психологических травм. Когда я узнала о том, что они еще занимаются театром, то предложила свои услуги в качестве преподавателя.
– Что вас мотивировало?
– Красиво было бы сказать, что мне хотелось помочь людям. Это безусловно. Но дело в том, что мне нравится попадать туда, куда сложно попасть. Это был для меня вызов. Я ощущала, что там может быть что-то интересное. Мне рассказывали, что там в театральном кружке занимается девушка, которая сидит за убийство двух детей. Мне хотелось изучить эту тему.
– Когда мы узнаем, за какие преступления сидят девушки, в голове возникает греческая трагедия "Медея", например. Почему вы выбрали Чехова?
– С монтажером мы договорились, что во время монтажа будем держать в голове греческие трагедии. Но на сцене девушки такой материал бы не потянули. А Чехов подошел, потому что там было четыре женщины и я видела, какие роли им подходят. Сначала даже у нас было пять девушек, было две Маши. Но потом одна отказалась. Чехов мне также подошел по гуманистическому посылу и по сюжету, ведь сестры у него – тоже жертвы ситуации. Они зависят от брата, они боготворят своего отца, который их увез в эту провинцию, они все время ждут чего-то, и они несчастны.
Кадр из фильма
Это состояние было предельно близко героиням в тюрьме. Они оказались там, в частности, потому что они не были хозяйками своей судьбы, они были орудием, предметом в руках отцов, семей, мужей. Было много уровней, на которых Чехов был созвучен реальности. Я сама играла его в театре, этот материал очень хорошо знала, я понимала, какие подводные камни меня ждут. Важно, что мне нужно было сконцентрироваться на нескольких вещах одновременно. Мне нужно было наладить контакт с женщинами, чтобы они мне доверились, и в это же время нужно было понять, как сделать фильм, и поставить спектакль.
– Почему спектакль прошел один раз? Не было идеи показать его несколько раз?
– Мы на премьеру позвали всех. Хотя некоторых не отпустили с фабрики, где они работают. А зрителям со стороны запрещено там находиться, это тюрьма. Я пригласила несколько друзей на премьеру. Это было очень сложно, нужно было за две недели подать документы, оформлять пропуск. Двух все равно не пустили в конце концов.
– С какими трудностями вы столкнулись по время съемок?
– Было много ограничений, в тюрьме снимать нелегко. Многие места закрыты. Например, нельзя снимать карцер, даже снаружи. Был момент, когда моя героиня выходила из тюрьмы и должна была попрощаться со своей девушкой. Мне не разрешили его снять, потому что время моего нахождения истекло. Я их очень просила, это было важно. Но они сказали: "У нас нет больше людей, которые могут смотреть за вами, наша смена закончилась – уходите".
Кадр из фильма
– Дирекция тюрьмы как-то цензурировала материал? Как-то вмешивались?
– Было очень интересно. Я собрала всю дирекцию тюрьмы, начальницу, все управление, главную по охране и показала им финальный монтаж. И во время просмотра с самого начала они меня спрашивали: "А с этой женщиной подписали разрешение на использование изображения? А с этой?" Хотя у каждого героя были эти релизы, договоры. И я тогда подумала: "Ну все, они так весь фильм будут смотреть!"
Но потом в какой-то момент они поняли, что это фильм не про тюрьму и про то, какая она плохая, а про женские судьбы. Тогда они отстранились от своих погонов и стали сопереживать героиням. В конце начальница сказала, что это очень правдоподобное кино. Для меня это было большим комплиментом. Скоро они собираются устроить показ для всех работников тюрьмы.
– Как вы думаете, как-то в связи с этим отношение изменится?
– Я думаю, что изменится отношение к таким, как я. К людям, которые придут снимать туда кино. Во время съемок ко мне все-таки относились как к криминальному элементу, который нарушает порядок. Я была первая. Я изменила среду изнутри.
Было видно, что сами девушки во время съемок были другие, у них не было интриг, они были воодушевлены. Но эти три героини подружились через фильм, благодаря работе над фильмом. Вообще, женщины в тюрьме не расположены говорить о себе. Главное не говорить о прошлом, о преступлениях.
Кадр из фильма
– Ваш театр был для них групповой терапией. Был ли в тюрьме психолог?
– Был, но мне кажется, что он не очень хорошо работает. Одна героиня сказала, что "Три сестры" – это лучшее, что было в ее жизни. Она расцвела во время спектакля. До этого она была очень закрытой.
– Что вас больше всего потрясло во время работы в тюрьме?
– Часто говорят, что тюрьма – это отображение общества в целом. И действительно, проблемы, которые существуют в обществе, там очень обнажены. Насилие, отношения между мужчиной и женщиной, недостаток образования – это все ярко видно. Там многие женщины живут, не зная, что это не нормально – быть избитой мужем или отцом. В деревне это все еще норма. Меня это потрясло. Я, конечно, читала о том, что в Латвии каждая третья женщина испытала эмоциональное или физическое насилие, но до того, как побывала в тюрьме, до конца не верила в это.
Как актрису меня потрясло, насколько хрупкой может быть человеческая психика. В тюрьме я узнала, на что люди идут в состоянии аффекта. Там все на грани, нет полутонов.
Кадр из фильма
– Вы сказали, что у вас есть правило: "Надо снимать так, чтобы жизнь героев не стала хуже". Как вы думаете, она стала лучше? Вы с ними на связи?
– Да, я на связи. Инга вышла на свободу. Сармита перешла в открытую тюрьму. А Гинта все еще там, пишет мне часто, вот недавно начала писать стихи. Они мне сами говорили, что благодаря мне у них вернулось доверие к людям. Главная мантра, которую они повторяли мне: "Никто не будет слушать, никто не поверит". Даже в суде их никто не спрашивал о том, что было до преступлений. У них же огромные сроки: 13 и 20 лет. И аспекты того, что происходило с ними, никого в суде не интересовали.
– То есть не было никаких смягчающих обстоятельств?
– Нет. Они боялись говорить.
– Ваш продюсер на показе говорила, что вы собирались показать фильм правительству Латвии, чтобы обратить внимание на проблему домашнего насилия и повлиять на ратификацию Стамбульской конвенции.
– Мы будем пробовать. Вообще, фильм доступен сейчас в Латвии, его можно посмотреть на платформе и в Новом рижском театре. Он идет там совместно со спектаклем про семью. Я не думаю, что фильм может что-то изменить. Он может спровоцировать дискуссию, актуализировать проблему. Главное, чтобы фильм продолжал жить. Может, в какой-то момент он поможет понять некоторым женщинам, что нельзя быть жертвами насилия в семье.
